Ведомости № 116 (2138) от 26 июня
Тимофей Бордачев
Саммит Россия — Европейский союз, проходящий 26-27 июня в Ханты-Мансийске, должен дать старт переговорам о новом политико-правовом формате отношений. Несмотря на заявленный интерес сторон к появлению всеобъемлющего документа, начинающийся процесс обещает занять несколько лет. Пока, как можно судить по официальным заявлениям, переговорные позиции Москвы и Брюсселя не совпадают практически ни по одному пункту.
Главное, что их разделяет, — это отсутствие у Европы возможности обсуждать серьезно вопросы, которые сейчас наиболее интересны России, — единого режима регулирования инвестиций и сотрудничества в сфере энергетики. Ни то ни другое не входит пока в область компетенций Европейской комиссии, с представителями которой Москве предстоит вести переговоры.
Со своей стороны Европейский союз выдвигает вполне простые и понятные цели сотрудничества. Россия должна присоединиться к создаваемым ЕС торгово-экономическим режимам и сблизить свое законодательство и технические стандарты с европейскими. Фактически речь идет об отказе от значительной доли прав в регулировании национальной экономики в обмен на послабления визового режима и формальный допуск российских товаров на европейский рынок. Еще более четко выражены намерения ЕС в области энергетики — главного объекта интереса со стороны европейских правительств и компаний. России предлагается в той или иной форме открыть этот сектор своей экономики для бизнеса стран ЕС.
Гораздо сложнее дело обстоит с определением позиции Москвы. Просто принять условия ЕС она не может. Последствия открытия рынков для высококонкурентной и дотируемой европейской продукции уже испытали на себе многие страны так называемого третьего мира. Потенциально Россия могла бы сделать предметом «большой сделки» размен доступа к своим энергоресурсам на единые и прозрачные правила инвестирования и работы компаний на рынке Евросоюза. Особенно в сфере энергетики — транспортировки и продажи конечному потребителю нефти, газа и электроэнергии.
Однако оба направления сотрудничества — инвестиции и энергетический бизнес — сталкиваются с ограничениями не только в России, но и в Европе. Весьма незначительные полномочия на ведение переговоров в сфере иностранных инвестиций Брюссель может получить только в случае успешного завершения процесса ратификации Лиссабонского договора. До тех пор (а перспективы этого документа пока не ясны) Европейская комиссия не вправе гарантировать властям РФ, что ее обещания будут соблюдаться государствами — членами Евросоюза.
Что же касается энергетики, то здесь перспективы единой политики ЕС в отношениях с внешними партнерами выглядят еще призрачнее. После того как усилиями Киева, Москвы и большинства европейских политиков вопрос энергообеспечения стран Евросоюза перешел в разряд проблем безопасности, вероятность того, что европейская бюрократия получит права и возможности регулировать отношения с крупнейшими поставщиками, близка к нулю. Ведь даже по новому Лиссабонскому договору вопросы безопасности отнесены к исключительному национальному ведению стран — членов ЕС.
Что, собственно, делает трудноисполнимыми и возможные обещания Брюсселя создать для россиян единые и прозрачные правила инвестирования в наиболее прибыльные активы на территории Евросоюза. Как подтверждает опыт России, США или Китая, отнесение тех или иных предприятий к разряду стратегических и важных для обеспечения национальной безопасности открывает властям самые широкие возможности для импровизации.
Не очевидны и перспективы инвестиций из Евросоюза, которые в случае предлагаемого Брюсселем сближения законодательства должны хлынуть в российскую промышленность и сферу высоких технологий. Как показывают последние исследования, Европа сама чрезвычайно страдает от недофинансирования хайтека на территории стран Общего рынка. Несовершенство налогового климата и системы образования в ЕС ведет к тому, что европейские инвесторы стремятся в Китай, Индию, США и страны Юго-Восточной Азии. Вряд ли поэтому кто-либо в Евросоюзе будет осознанно поощрять развитие российского направления оттока денег из европейской науки.
Максимум, на что здесь можно рассчитывать, это инвестиции компаний ЕС в добычу и транспортировку энергоресурсов на территории России. Собственно, их недоинвестированность со стороны российских собственников и является, согласно мнению Брюсселя, предметом озабоченности Евросоюза. Но вот только нужен ли для осуществления такого незначительного по масштабам проекта новый всеобъемлющий договор?
Единственный смысл и практическая применимость большого соглашения — это возможность расстановки в его рамках многочисленных увязок. Объединение в одном пакете вопросов, действительно важных для России (движение к безвизовым поездкам, благоприятные торговые режимы по отдельным категориям и т. д.) и Евросоюза (либерализация энергетического сектора РФ и сближение законодательства). Вряд ли, однако, упрощение визового режима и допуск на рынок ЕС небольшого количества конкурентоспособной российской продукции стоят столько же, сколько возможность свободного входа европейских компаний в российскую энергетику.
